когда тебе было шесть, ты захлёбом читала книжки
что папа всегда на рынке скупал по пути домой.
ещё ты играла в куклы и спала с пушистым мишкой
которого с каждым днём всё сильней объедала моль.
ты лазила по заборам, украдкой срывала маки;
деревья казались выше, а небо — в сто раз синей.
гуляя под тёплым ливнем просила у туч не плакать
и часто дарила маме чуть вымокшую сирень.
ты много сидела дома, когда тебе было десять —
ужасно болело горло, особенно по ночам.
дышалось предельно трудно, всё время теряла в весе, —
зато полюбила пледы, подушки и тёплый чай.
порой рисовала что-то, бывало — немножко пела
частенько носила брюки и лилии в волосах;
всё время смотрела взглядом волнительно-заробелым
по-глупому, но упорно надеясь на чудеса.
в четырнадцать ты сидела за самой последней партой
не очень дружила с классом, вернее — твой класс с тобой.
зато твои руки пахли душистым и пряным мартом
а где-то под клеткой рёбер жасмином цвела любовь.
ты слушала трэки Эма разбавленные Бумбоксом
былые года терялись, связь с прошлым рвалась, как шёлк;
ты плакала вечерами, ладонью стирая слёзы
а после — случилось чудо и я вдруг тебя нашёл.
в семнадцать ты повзрослела, покрасила чёлку в рыжий
а я не нарочно понял, что очень тебя люблю.
прогуливались Одессой, мечтая гулять Парижем
и слушали вечерами берущий за душу блюз.
в кудряшках сверкало Солнце, в глазах отражалась осень
красивая как полотна Дали и как песни KISS;
мы встретились только дважды, чтоб после друг-друга бросить
чтоб порознь считать ушибы, катясь по наклонной вниз.
тебе девятнадцать скоро, ты стала совсем большая
а я ведь гораздо младше, у времени на цепи.
но знаешь, пожалуй возраст не очень-то и мешает
когда целый мир сошёлся в той самой, что рядом спит.
и хочется просто верить и чувствовать крайне чётко
что эта любовь до гроба, что крепче союзов нет.
тебе девятнадцать скоро, но ты для меня — девчонка
которая любит книжки, которая
снится мне.
(c) tymanoff
что папа всегда на рынке скупал по пути домой.
ещё ты играла в куклы и спала с пушистым мишкой
которого с каждым днём всё сильней объедала моль.
ты лазила по заборам, украдкой срывала маки;
деревья казались выше, а небо — в сто раз синей.
гуляя под тёплым ливнем просила у туч не плакать
и часто дарила маме чуть вымокшую сирень.
ты много сидела дома, когда тебе было десять —
ужасно болело горло, особенно по ночам.
дышалось предельно трудно, всё время теряла в весе, —
зато полюбила пледы, подушки и тёплый чай.
порой рисовала что-то, бывало — немножко пела
частенько носила брюки и лилии в волосах;
всё время смотрела взглядом волнительно-заробелым
по-глупому, но упорно надеясь на чудеса.
в четырнадцать ты сидела за самой последней партой
не очень дружила с классом, вернее — твой класс с тобой.
зато твои руки пахли душистым и пряным мартом
а где-то под клеткой рёбер жасмином цвела любовь.
ты слушала трэки Эма разбавленные Бумбоксом
былые года терялись, связь с прошлым рвалась, как шёлк;
ты плакала вечерами, ладонью стирая слёзы
а после — случилось чудо и я вдруг тебя нашёл.
в семнадцать ты повзрослела, покрасила чёлку в рыжий
а я не нарочно понял, что очень тебя люблю.
прогуливались Одессой, мечтая гулять Парижем
и слушали вечерами берущий за душу блюз.
в кудряшках сверкало Солнце, в глазах отражалась осень
красивая как полотна Дали и как песни KISS;
мы встретились только дважды, чтоб после друг-друга бросить
чтоб порознь считать ушибы, катясь по наклонной вниз.
тебе девятнадцать скоро, ты стала совсем большая
а я ведь гораздо младше, у времени на цепи.
но знаешь, пожалуй возраст не очень-то и мешает
когда целый мир сошёлся в той самой, что рядом спит.
и хочется просто верить и чувствовать крайне чётко
что эта любовь до гроба, что крепче союзов нет.
тебе девятнадцать скоро, но ты для меня — девчонка
которая любит книжки, которая
снится мне.
(c) tymanoff
